Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И будто бы заслышав эти слова, ледяное сердце зимней владычицы вдруг потускнело в руках у матушки Зимы, поблёк его яркий, голубой свет.
Морозко сжал кулаки, что аж лёд проступил на руках. А голова поникла совсем, касаясь подбородком груди.
— Что же теперь делать? — обречённо промолвил он.
Матушка Зима прижала ледяное сердце к своей груди. Такая печаль её охватила, которой никогда не испытывала. Что ни говори, а сестру она любила. И вот теперь сердце её перестанет жить. Сколько ему осталось — никому не ведомо… Но уж точно не долго.
— Погоди! — вдруг спохватилась Дева Снегов. — Там, за рекой Смородиной, через Калинов мост, стоит гора Алатырь, что упирается в небеса. На вершине горы Алатырь расположен древний алтарь самого владыки холода, прародителя нашего — Чернобога. Давно это было. Находясь на вершине горы, владыка холода протянул руку к небесам и достал небесный лёд. И на том самом алтаре выковал три сердца — моё, Мары и Кощея, чтобы жили мы вечно, несли холод и зиму на землю. Если отнести сердце Мары на вершину горы Алатырь и положить его на этот алтарь, то оно исцелится.
— Матушка Зима! — воскликнул Морозко. — Давай скорее сердце! Отнесу его на ту гору, пока не погасла в нём жизнь.
— Ох, Морозушка! Не тебе тягаться с древним холодом горы Алатырь. Да и на вершину её тебе вряд ли под силу взобраться. Ведь это самые небеса. А ты не молод уже. Тут помощь Кощея нужна.
Морозко про гору Алатырь слыхал только то, что у её подножия расположены врата в подземный мир. Но что это за место и где оно находится — он не знал.
Схватила Зима старика Морозко за плечи и пристально посмотрела ему в глаза.
— Отправляйся к бабе Яге. Сотворила она беду, так пусть исправляет. У подножия горы Алатырь находится вход в подземное царство, где живёт Кощей. Яга водит души через Калинов мост в мир Нави. Оттого и знает дорогу к горе. Пусть проведёт тебя к Кощею. Он согласится пойти на вершину горы. Ведь сердце это и ему тоже дорого.
— Но ведь Кощей сердце обратно не воротит. — проговорил Морозко, округляя глаза. — Ты же знаешь, чего ему надобно. Он возродить Мару желает… Ох, и наступят снова тёмные времена! — Покачал старик головой.
— Пусть лучше так, чем и вовсе дать погибнуть сердцу моей сестры. — ответила Зима, и добавила опечалившись. — Да только, Морозко, сердце без Снежевинки и для Кощея бесполезно. Седлай Бурана и скачи к Яге. Мало времени у нас.
Она вложила потускневшее сердце зимней владычицы в руки растерянного Морозко и толкнула его, подгоняя.
— Спеши, Морозушка! Спеши! Времени мало!
И Морозко, развернувшись, широкой поступью направился к Бурану, вскочил на него и помчался обратно к Яге. А по дороге размышлял о том, что Зима сказала. Без девочки, что Иван с Марьей из снега слепили, Мара не воскреснет. Значит, есть шанс помешать Кощею, возродить её.
«Как только Снежевинка получит сердце и оживёт, — решил Морозко, — мы с Бураном её унесём и спрячем от Кощея. Только бы всё получилось».
Буран самый быстрый и резвый конь. Быстрее его не сыскать на всём белом свете. Раньше Кощею служил, да только не ценил прежний хозяин своего скакуна. Как только Ярило обрушил свой гнев на Мару, Кощей в испуге бежал, бросив своего верного коня. И теперь Буран к нему более не вернётся. Морозко выбрал себе в хозяева. Старик добрым отношением навсегда заслужил верность ретивого снежного коня.
Вот и сейчас в мгновение принёс Буран Морозко на то место, где некогда оставили они Ягу со своей обугленной избушкой. Глядят — сидит старуха на снегу, руками голову подпирает в унынии. А избушка чуть поодаль, обиженно отвёрнутая от хозяйки, всё ещё дымится и пыхтит.
Почуяла Яга, что холодом повеяло, подняла голову и увидела, что старик Морозко вернулся. Испугалась, что за расправой над ней пришёл. Стала отползать, надеясь сбежать. Но Морозко на Буране ей путь преградил и сурово произнёс:
— Куда, старая, намылилась? Натворила дел страшных! Зачем Снежевинку в колдовском огне топить удумала? Ей бы и обычного хватило! Сердце Мары решила погубить?
— Нет! Что ты? Морозушка, не делала я колдовского огня! — начала оправдываться ведьма, всё ещё пытаясь на четвереньках отползти от Морозко. — Это всё по глупости моей! По старости! Порошки свои колдовские давеча рассыпала, и их, знамо, ветром по избе разнесло. Вот и вышло всё случайно. А мне сердце зимней владычицы самой нужно было! Хотела молодость и красоту с ним вернуть.
Морозко спрыгнул с Бурана. Схватил Ягу за шиворот. Поднял на ноги. Ледяным взглядом её окинул. От злости лицо покраснело, того и гляди огнём запылает.
— По глупости, говоришь? — взорвался старик. — Да ты хоть знаешь, что натворила? Сердце увечье получило из-за твоих проделок! И теперь погибает.
Услышала Яга эти страшные слова. Глаза расширились под клочками седых бровей. Плакали её молодость и красота, коли сердце Мары потухнет.
— Вот гляди, старая! — Морозко достал из мешка своего потускневший кристалл и сунул Яге под нос. — Видишь теперь? Жизнь из него выходит через ожог от твоего колдовского огня!
— Прости, Морозко! Прости меня глупую старуху!
— Полно тебе прощение просить. Отведёшь меня к Кощею, проведёшь в его подземное царство.
— Это зачем ещё? — удивилась Яга.
— Сердце можно исцелить. Если поднять его на вершину горы Алатырь и водрузить на алтарь владыки холода. Только Кощей может это сделать. Но надо спешить!
Яга замялась. Отдать сердце Мары Кощею — всё равно, что дать ему погибнуть. Разницы старая ведьма не видела никакой. Но перечить не стала. Тут же побежала баба Яга к своей избушке, попробовала вновь прощения у неё выпросить, но та не на какие уговоры не поддалась. Тогда баба Яга позвала ступу, и та вылетела в окно и приземлилась возле неё. Влезла старуха в ступу и полетела на север молча. А Морозко на Буране за ней отправился.
Не долгой дорога была. Для человека, конечно, заняла бы несколько дней, но не для Бурана и ступы бабы Яги. Бурные воды реки Смородины, задолго возвестили своим громким бурлением, что прибыли Морозко и Яга в нужное место. А вскоре почуял старик смрад, который исходил от воды. И чуть погодя показалась и сама река — широка, не спокойна. Течёт и прыгает по камням, что на дне лежат, брызги разбрасывает. И ещё издали показалась гора, которая вершиной своей касалась облаков. Подивился Морозко такому